Моя жизнь, моя молодость,

счастье мое, прощай!

А. П. Чехов

У Чехова, в отличие от многих его предшественников, нет центрального героя, вокруг которого строился бы сюжет. Все персонажи даны в сложном взаимодей­ствии, и ни одного из них, кроме Яши, нельзя охарактеризовать однозначно. Осо­бенно сложен образ Раневской.

Одни воспринимают Раневскую как выразительницу настроений загнивающего дворянства, пустую, взбалмошную женщину, запутавшуюся в своей личной жиз­ни. Другие считают, что это образ трагический, потому что вызывает жалость к безысходной и горькой судьбе героини. Один из критиков назвал Раневскую «оча­ровательной паразиткой». К единому окончательному мнению о Раневской прийти невозможно.

Чехов ни на минуту не дает забыть читателю о том трудном положении, в кото­рое попали Гаев и Раневская. Их родовое имение заложено. Все сроки прошли, а деньги, взятые под залог, Гаев так и не вернул. Имение стало собственностью бан­ка и будет продано с аукциона.

Любовь Андреевну любят все действующие лица: и родные, и Лопахин, и слуги. И она, казалось бы, тоже любит всех. Ее ласковая улыбка, нежные слова адресова­ны всем без исключения, даже комнате: «Детская, милая моя, прекрасная комна­та...» Тонко, осторожно и ненавязчиво уже в начале пьесы Чехов вносит свои кор­рективы в наше восприятие этой милой и обаятельной женщины. Чем дальше, тем больше. В том же первом действии Любовь Андреевна растроганно восклицает: «Видит Бог, я люблю родину, люблю нежно, я не могла смотреть из вагона, все плакала... Однако же, надо пить кофе». При всем самом добром отношении к Ра­невской чувствуешь, как столь резкий и неожиданный переход к кофе невольно снижает пафос ее возвышенных речей. А вслед за этим идет еще один многозначи­тельный эпизод. На слова Гаева о том, что умерла няня, Любовь Андреевна, попи­вая кофе, замечает: «Да, царство небесное. Мне писали». Сухость героини в этом эпизоде поразительна: для детской у нее нашлись более теплые слова.

Настроение Раневской меняется чуть ли не мгновенно. Она то плачет, то смеется, то остро ощущает нависшую угрозу, то тешит себя беспочвенными надеждами на чудесное спасение. Очень важна в этом отношении сцена бала в третьем действии, устроенного по настоянию Раневской в день торгов. Мысли ее все время там, в горо­де, на аукционе, она не может забыть о судьбе вишневого сада ни на минуту, но вслух говорит о чем-то другом, необязательном, случайном. В этом вся Раневская.

Ее легкомыслие сказывается и в личной жизни. Как могла она полюбить такого недостойного человека, оставив ради него двенадцатилетнюю дочь? Однако спра­ведливость требует признать, что в любви Раневская ведет себя благородно: когда ее избранник заболел, она «три года не знала отдыха ни днем ни ночью». И теперь «он болен, он одинок, несчастлив, а кто там поглядит за ним, кто удержит его от ошибок, кто даст ему вовремя лекарство?» Как видим, не о себе думает Любовь Андреевна. Она бросается на помощь, как бросаются, не раздумывая, к погибающему. Спасет ли она его? Скорее всего, нет, как не спасли они с Гаевым и вишневый сад.

Лопахин все удивлялся: почему они так равнодушны к судьбе имения, почему ничего не предпринимают, почему не спешат вырубить вишневый сад и добыть при этом много денег? «Простите, таких легкомысленных людей, как вы, господа, та­ких неделовых, странных, я еще не встречал», — говорит он.

Да, неделовые они люди. Хорошо это или плохо? Поведение Гаева и Раневской кажется Лопахину странным с позиции трезвого расчета. Действительно, почему они так и не приняли его предложения? Для Лопахина уничтожение вишневого сада разумно и целесообразно, потому что выгодно. Но он никак не может понять, что в данном случае выгода не имеет для Раневской и Гаева решающего значения. 

У бывших владельцев вишневого сада есть одно несомненное преимущество, которое возвышает их над всеми другими персонажами: они понимают, что такое вишневый сад, они чувствуют свою причастность к красоте, твердо сознавая, что красота не продается. И все-таки они не уберегли вишневого сада. И нам очень жаль Раневскую и ее брата, которые теряют все. В самом конце пьесы мы видим потря­сающую сцену. Любовь Андреевна и Гаев остались вдвоем. «Они точно ждали это­го, бросаются на шею друг другу и рыдают сдержанно, тихо, боясь, чтобы их не услышали». Гаев в отчаянии повторяет только два слова: «Сестра моя, сестра моя!» Вишневый сад олицетворял для них молодость, чистоту, счастье. Что ждет их впе­реди? Вряд ли Гаев сможет работать. А Раневская очень быстро истратит деньги, присланные бабушкой. Что будет потом? Страшно себе представить. Потому-то, зная, что они сами виноваты во всем, мы все-таки жалеем их и плачем вместе с ними.