Проблемы войны и мира. Глав­ным героем «Войны и мира» яв­ляется народ. Исторический мате­риал только укрепил Толстого в правильности вы­вода о том, что судьбы страны определяет народ.

В статье «Несколько слов по поводу книги "Вой­на и мир"» Толстой специально предупреждал, что он не собирается останавливаться на «ужасах кре­постного права» и просил не искать в его книге того, чего он «не хотел или не умел выразить». Сюжет произведения строится в первую очередь на изображении жизни представителей высших сосло­вий, но «мысль народная» определила отношение автора ко всем явлениям действительности, образуя тот угол зрения, с помощью которого дается четкая и определенная характеристика Наполеону и Куту­зову, Адольфу Бергу и Пьеру Безухову, Элен Курагиной и Наташе Ростовой.

«Мысль народная» выражена в «Войне и мире» не только в картинах, сценах, эпизодах, рисующих массовый патриотический подвиг народа, но и во многих индивидуальных судьбах героев произведе­ния. Народное начало, простота и естественность поведения даже в минуты смертельной опасности, скромность и человечность проступают в характере и поведении ротного Тимохина, капитана Тушина, чья внутренняя красота, нравственное достоинство и бесстрашие скрыты под «домашней», негероической внешностью. Этот принцип изображения распрост­раняется и на многих других героев Толстого, начало его можно заметить уже в ранних военных рассказах 50-х гг. Приобщение к народному созна­нию помогло Андрею Болконскому, Пьеру Безухову отрешиться от эгоизма.

Наиболее полно и непосредственно «мысль народ­ная» выражается у Толстого при рассмотрении темы войны. В отличие от традиций исторической рома­нистики, писателя интересовала не военно-историческая сторона изображаемых им событий, а нравст­венный смысл поступков, которые совершали люди в ходе военных действий. Поэтому он по-разному оценивает те войны, которые велись за пределами России (1805—1807) и были чужды подлинным ин­тересам народа, и Отечественную войну 1812 г. — войну оборонительную по самой своей сути, вызвав­шую невиданный ранее патриотический подъем на­рода, вставшего на защиту своей независимости. Эта тенденция Толстого была связана с многовековой национально-художественной традицией. По словам Д. С. Лихачева, в древнерусской литературе круп­нейшие воинские повести «посвящены оборонитель­ным сражениям в пределах Русской земли»; здесь «вырабатывается нравственный кодекс войны», кото­рый отражен и в «Войне и мире».

Продолжая то новое изображение войны, которое наметилось в его «Севастопольских рассказах», Тол­стой менее всего стремится к изображению внешней стороны сражений «с гарцующими генералами» и т. д. Не свойственны толстовским героям, солдатам, мужикам и громкие слова о любви к Отечеству. Эффектные речи произносят как раз те персонажи, которым не симпатизирует писатель; это становится даже знаком их лживости или хвастовства. Берг, у которого в душе не было вообще ничего святого, который в самое тяжелое и грозное время мог думать о приобретении «прелестной шифоньерочки», с наигранным пафосом восклицал: «Армия горит духом геройства... такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они выказали в этой битве... нет никаких слов достой­ных, чтобы их описать». Таков стиль Берга — но не Толстого и его любимых героев. Они не произносят патетических речей, но «скрытая теплота патрио­тизма» в них ощущается постоянно, и это относится не только к Ростовым или Болконским. Никто, например, не соглашается оставаться под властью Наполеона в Москве, даже далеко не лучшие из действующих лиц романа, даже родственница Пьера Катишь, которая говорит: «Какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу». Долохов, причинивший немало несчастий многим героям романа, встретив Пьера во время Бородинской бит­вы, просит у него прощения и со слезами на глазах обнимает и целует его. Даже Анатоль Курагин не остался в стороне от общенационального патриоти­ческого подъема. Не сказано, как именно вел он себя во время Бородинской битвы, но он там был, получил тяжелое ранение, и символично, что он оказывается на операционном столе рядом с князем Андреем, который при виде своего смертельного врага испытывает теперь «восторженную жалость и любовь к этому человеку». 

Однако, прославляя героизм русских людей, так ярко проявившийся во время Отечественной войны, описывая всеобщий подъем, Толстой в то же время не забывает, что война есть суровое и жестокое испытание, сопряженное с громадными потерями, смертью тысяч и миллионов людей, «противное че­ловеческому разуму и всей человеческой природе событие». Война — не игра, затеянная Наполеоном, не красивое зрелище, как показалось сначала Пьеру на Бородинском поле, а нечто страшное, противо­естественное, ужасное. Показательно, что в картине Бородинского сражения, особенно в заключительных главах, нет традиционной патетики. В авторском описании ощущаются скорбные раздумья о многих убитых и раненых, что подчеркивается контрастным сопоставлением войны с миром природы (характерно использование в данном случае слов с уменьшитель­ными суффиксами): «Над всем полем, прежде столь весело-красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собирались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных и на сомневаю­щихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте... Опомнитесь. Что вы делаете?»

Война, по Толстому,— явление, противоречащее самой человеческой натуре. Она может только разъе­динять, а не соединять людей. Только чудом можно объяснить спасение Пьера, захваченного в плен, когда на мгновение он и маршал Даву, известный своей жестокостью, «поняли, что они оба дети чело­вечества, что они люди».

Толстой совершенно убежден, что нормой для человечества является мир, который один только и может привести людей к взаимопониманию, объеди­нению на началах добра, справедливости и доверия.