У каждого из героев Толстого свой путь исканий — часто слож­ный, мучительный, противоречи­вый. Это относится и к герою «Войны и мира» Андрею Болконскому.

Разговор о князе Андрее начнем с вопроса: не задумывались ли вы, почему он бездействует во время Бородинского боя? В Аустерлицком сражении он совершает настоящий подвиг: один, со знаменем в руках, бежит вперед, надеясь увлечь своим примером отступавших солдат. Однако же, по глубокому убеждению писателя, та война была совершенно не нужна России, подвиг Андрея был бессмысленным. Но Бородинская битва имела совсем другое значение. Там решалась судьба России. Вот когда князю Андрею нужно бы совершить подвиг! Ничего подобного на самом деле не происходит. Почему?

Андрей Болконский воспринял от своего отца ра­ционалистический тип сознания. Старый князь Болко­нский не случайно мучает свою дочь Марью гео­метрией и смеется над ее религиозными взглядами. Он — последователь идей XVIII в. (века Просвеще­ния). Надо полагать, что этим же объясняется мно­гое в Андрее — некая сухость, стремление жить умом, а не чувствами.

В первой половине романа презрение к аристо­кратическому обществу сочетается в Андрее Бол­конском с честолюбивым желанием личной славы. Он готов отдать все на свете «за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей». Именно поэтому князь Андрей даже испытывает зависть к Наполеону. Так с самого начала «Войны и мира» возникает «наполеоновская тема» в ее соотношении с судьбами главных действующих лиц.

Герой романа убежден, что исторические события вполне могут подчиняться воле одного человека. Уз­нав во время войны 1805 г. о безнадежном положе­нии русской армии, Андрей мечтает, как «он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана».

Мужество капитана Тушина и его солдат впервые заставило высокомерного князя Андрея проникнуть­ся уважением к людям, совершавшим поистине ге­роические поступки, вовсе не думая ни о славе, ни о подвигах. И все же желание прославить себя, сравниться с Наполеоном не оставляет Андрея Бол­конского. Только поэтому он и совершает свой подвиг при Аустерлице.

Однако когда он, тяжелораненный, лежал на Аустерлицком поле, свет вечного, неизменного, вы­сокого неба помог ему осознать, что все, о чем он мечтал раньше,— пустое и обман, все оказалось ничтожным по сравнению с этим бесконечным небом. Даже Наполеон, недавний кумир, представляется ему теперь маленьким и ничтожным, а напыщенно красивые фразы французского императора — фаль­шивыми и неуместными.

Идейный кризис приводит Андрея к разочарова­нию в его честолюбивых планах и даже к разочаро­ванию в жизни вообще. Много придется ему пере­жить, пока он найдет свой путь.

Это его состояние подавленности, пессимизма, вы­званное крушением надежд, смертью жены, нару­шает Пьер Безухов. Пьер в то время увлекался масонством, которое он понимал как «учение хри­стианства, освободившееся от государственных и ре­лигиозных оков». Он говорит своему другу: «На земле, именно на этой земле (Пьер указал в поле), нет правды — все ложь и зло; но в мире, во всем мире есть царство правды, и мы теперь дети земли, а вечно — дети всего мира... Надо жить, надо лю­бить, надо верить... что живем не нынче только на этом клочке земли, а жили и будем жить вечно там, во всем (он указал на небо)».

Слова эти поразили князя Андрея: «...в первый раз после Аустерлица он увидел то высокое, вечное небо... и что-то давно заснувшее, что-то лучшее, что было в нем, вдруг радостно и молодо проснулось в его душе».

Так психологически подготавливалась встреча Анд­рея с Наташей, которая вернула его к полноте ощу­щения живой жизни. А впереди у него — разочаро­вание в гражданской деятельности, жгучая боль от измены Наташи... В состоянии мрачной подавлен­ности встречает он Отечественную войну. Но именно теперь приобщение к великому всеобщему делу по­могает ему поистине возродиться.

Войну с Наполеоном Андрей Болконский воспри­нимает как общенародную, а не только его личную трагедию: личное органично и естественно сливается с историческим и народным. Он окончательно прео­долевает ложное представление о герое-одиночке, при­ходит к решительному осуждению «наполеоновской идеи», к постижению духа русского народа, народной правды, народного понимания исторических событий.

Под впечатлением разговора с Кутузовым нака­нуне Бородинской битвы, полностью приняв его взгляды, Болконский говорит Пьеру:

«Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.

— А от чего же?

— От того чувства, которое есть во мне, в нем, — он указал на Тимохина, — в каждом солдате».

Теперь на Бородинском поле князь Андрей уже не думает, что он один в состоянии решить судьбу сражения. В полном соответствии с авторским пони­манием законов войны он ощущает себя (так же, как и Кутузов) лишь частичкой той огромной силы, которой суждено победить врага. «Делать и прика­зывать ему нечего было, — сказано в романе о пове­дении полкового командира Андрея Болконского во время Бородинской битвы. — Все делалось само со­бою». Как видите, внешнее бездействие князя Анд­рея есть проявление той высшей мудрости, которую он обрел в результате многих жизненных испыта­ний, в результате понимания великой правды Куту­зова, но отнюдь не Наполеона. Искания Андрея Болконского в период от Аустерлица до Бородина — это его путь от Наполеона к Кутузову.