АНДРЕЙ РУБЛЕВ. «ТРОИЦА»

«Троица» Андрея Рублева была плодом подлинного и счаст­ливого вдохновения — вдохновения художника, который все свои порывы, весь жар своего сердца воплощал в прекрасных крас­ках и линиях. Все то, что ученейшие из византийцев так сложно выражали в своих произведениях, вставало перед его глазами как живое, было близко, осязаемо, выразимо в искусстве.

Он сам испытывал счастливые мгновения высокого художе­ственного созерцания. Близкие его не могли понять, что он нахо­дил в древних иконах, работах своих предшественников, почему он не бил перед ними поклонов, не шептал молитв, но, устремив взор на их дивные формы, в свободные от трудов часы подолгу просиживал перед ними. К этому высокому созерцанию прекрас­ного призывает Рублев своей «Троицей», и созерцание это в каж­дом образе его творения раскрывает неисчерпаемые глубины.

Прославленный шедевр был создан мастером в годы его наи­большей творческой зрелости. Но высшее вдохновение озарило художника после того, как он прошел путь настойчивых иска­ний. Еще в ранних произведениях его привлекала композиция в круге как образ гармонического совершенства. Однако лишь в «Троице» она полностью обрела свой смысл, всю силу художе­ственного воздействия. Гармония круговой композиции служит символом единства, покоя и совершенства.

Чуткость к частностям сочетается с ощущением их сопря­женности с целым, с основной темой всего творения. На что бы мы ни обращали свой взор, всюду находим отголоски основной круговой мелодии, соответствия линий, ритмические повторы, музыкальное согласие форм. Все, вплоть до мельчайших под­робностей, образует невыразимое словами, но неизменно чару­ющее глаз симфоническое богатство линейных и живописных отношений. Краски составляют одно из главных очарований «Троицы».

Рублев был замечательным колористом. Миниатюры «Еван­гелия »Хитрово говорят о том, что он владел искусством нежных лучезарных тонов. В иконах звенигородского цикла розовые и голубые краски — светлые, нежные — слегка белесоваты, как во фресковой живописи.

В «Троице» мастер поставил задачу, чтобы краски зазвуча­ли во всю мощь, чтобы красочная гармония стала насыщенной и плотной. Он добыл ляпис-лазури, драгоценнейшей и высоко­чтимой у старых мастеров краски, и, собрав всю ее цветовую силу, не смешивая с другими красками, бросил ярко-синее пят­но в самый центр иконы. Синий плащ среднего юноши чарует глаз, как драгоценный самоцвет, и сообщает всему спокойную,

ясную радость. Поистине такой чистый цвет мог утверждать только человек с чистым сердцем, бодро смотрящий на жизнь.

Но Рублев не остановился на утверждении одного цвета, пре­красного самого по себе. Он стремился создать в своей иконе богатое цветовое созвучие. Вот почему рядом с сияющим «го­лубцом», как говорили встарь на Руси, чарует взор глубокий вишневый тон и солнечное золото охры. Может быть, в звон­ком аккорде этих чистых красок нашли косвенное отражение впечатления от ясного русского летнего дня — золотистой спе­ющей нивы с яркими синими вспышками васильков.

Но непосредственное ощущение красок родной природы дол­жно было пройти через горнило творческого преображения для того, чтобы вылиться стройной мелодией.

«Троица» Рублева отмечена печатью юношеской свежести и чистоты. Это отпечаток юности русской культуры, ее пробужда­ющейся весны. Мы не знаем в точности времени возникновения «Троицы», но, надо полагать, возникла она в Итоге многолетних неустанных трудов художника и означает вершину его исканий.

Андрей Рублев трудился с великим усердием и смирением, не притязая на признательность современников, не помышляя

о славе последующих поколений. Но по прошествии шести сто­летий перед нами выступает во всем величии всемирно-истори­ческое значение его свершений.

Мое сердце замирает, когда я смотрю на творение Рублева. Мне кажется, что я становлюсь участником этого разговора без слов, где понятно все.