В следующий раз герой видит Аксинью, когда она вместе с другими бабами помогает бреднем собирать стерлядей на косе. Это опасное мероприятие (в грозу лучше к реке вообще не подходить) усиливает и без того разыгравшуюся страсть Григория. Вымокнув до нитки, Аксинья, отжав юбку, лезет греться в копну сена. В это время Григорий первый раз пыта­ется приласкать ее, «внезапно притянув ее голову к себе». Подробно рассказав историю замужества Аксиньи, М.А. Шо­лохов показывает, что к мужу у нее была «горькая бабья жа­лость да привычка». С ужасом осознав, что ее тянет к Григорию, она еще больше ужасается его настойчивости, но не может противиться его ласковому чувству: «Тепло и приятно ей было, когда черные Гришкины глаза ласкали ее тяжело и исступленно. На заре, просыпаясь доить коров, она улыбалась и, еще не сознавая отчего, вспоминала: «Нынче что-то есть радостное. Что же? Григорий… Гриша…»

Жизнь соседей на хуторе проходит на виду. Здесь не скро­ешься ни от людских глаз, ни друг от друга. Вскоре Григорий встречает Аксинью на покосе. Теперь женщина уже не заиг­рывает с ним и не отшучивается, а жалобно просит отвязаться. В уголке ее черного глаза повисает слезинка. Григорий же не­отступно следит за Аксиньей. Он мысленно целует ее и гово­рит горячие и ласковые слова. М.А. Шолохову важно под­черкнуть, что у Мелехова рождается к Аксинье глубокое чувство, которое постепенно перерастает в страсть: «От арбы оторвалась серая укутанная фигура и зигзагами медленно двинулась к Григорию. Не доходя два-три шага, остановилась. Аксинья. Она. Гулко и дробно сдвоило у Григория сердце;

приседая, шагнул вперед, откинув полу зипуна, прижал к себе послушную, полыхающую жаром. У нее подгибались в коле­нях ноги, дрожала, вся сотрясаясь, вызванивая зубами. Рыв­ком кинул ее Григорий на руки — так кидает волк к себе на хребтину зарезанную овцу, — путаясь в полах распахнутого зипуна, задыхаясь, пошел».

Вернувшийся из лагерей Степан, узнав об измене, стал еще сильнее избивать Аксинью. Страдал от безысходности и Григорий. В какой-то момент он решил «прикончить исто­рию» с Аксиньей. Отец уговорил его жениться и посватал На­талью Коршунову, самую богатую невесту в хуторе Татар­ском. Шолохов намеренно подчеркивает, что у Натальи были и другие женихи, но она всем отказывала, а за Григория выйти согласилась. «Люб мне Гришка, а больше ни за кого не пой­ду», — заявила она матери. Предупреждал ее отец о том, что Мелехов бегает по жалмеркам, так называли замужних жен­щин, мужья которых служили в казачьих лагерях. Но Наталь­ина решимость и доводы жены, нашептывающей, что семья Мелеховых работящая, при достатке, сделали свое дело.

Уже на свадьбе Григорий понимает, что Наталья никогда не заменит ему Аксинью: «Григорий искоса поглядывал на Ната­лью. И тут в первый раз заметил, что верхняя губа у нее пухловата, свисает над нижней козырьком. Заметил еще, что на правой щеке, пониже скулы, лепится коричневая родинка, а на родинке два золотистых волоска, и от этого почему-то стало мутно. Вспомнил Аксиньину точеную шею с курчавыми пушистыми за­витками волос, и явилось такое ощущение, будто насыпали ему за ворот рубахи на потную спину колючей сенной трухи».

Свадьба рождает в душе Мелехова не надежды на счастье, а лишь досаду. В уме его звучит назойливое слово: «Отгулял­ся… отгулялся».

Наталья же ко двору пришлась в доме Мелеховых. Ее пре­данность мужу не знает границ. Образ Натальи, противопос­тавленный Аксинье в художественной структуре романа, не менее трагичен и ярок. Он воплощает издревле сложившийся на Дону казачий жизненный уклад. В ходе развития сюжета романа Григорий постоянно мечется между чувством и дол­гом: всепоглощающей страстью к Аксинье и обязательствами перед Натальей, на которой женился по воле отца и которая даже после разрыва с Григорием остается до конца дней в до­ме свекров и пытается жить по устоявшимся законам. Она за­нимается детьми, хозяйством и, что особенно трогательно, учит сына Мишутку любить и уважать отца.

Емко и лаконично воплощает в узловых сценах романа М.А. Шолохов психологическое состояние героини: «Наталья прочла и посерела. В четыре приема вошло в сердце зубчато­острое… Четыре расплывшихся слова на бумажке: «Живи одна. Мелехов Григорий». Определение «расплывшихся» в данном случае звучит двусмысленно: эти жестокие слова рас­плываются не только на бумаге, но и в глазах застывшей, по­серевшей от горя героини, обнаруживая всю горечь, всю губи­тельную силу вынесенного Григорием вердикта. Также метафорично звучит фраза: «В четыре приема вошло в сердце зубчато-острое». Четыре слова уподобляются в этой фразе че­тырем ножевым ударам в сердце.

М.А. Шолохов мастерски композиционно оформляет сцену самоубийства Натальи: сперва читатель узнает о том, что Ната­лья помирает, когда Митька сообщает об этом Мирону Григорь­евичу. Затем автор подробно раскрывает нам всю предысторию.

Наталья остается со своим горем один на один. Ни хозяй­ственные заботы, к которым старается привлечь дочку Луки­нична, ни попытка отвести ее в церковь, которую пытается предпринять Мирон Григорьевич, не утешают ее. М.А. Шоло­хов тонко подчеркивает родительские переживания о несложившейся личной жизни дочери. Наталью же они только тяго­тят. Примечательно, что сцене самоубийства предшествует сцена в доме Пелагеи Майданниковой, куда Наталья пришла, чтобы как-то отвлечься от мрачных мыслей, и держалась слишком весело и оживленно, чем нужно, так как не хотела, чтобы бабы жалели ее. Во время соседских посиделок Фрося, одна из соседок, заставшая недавно мужа с задонской жалмеркой, спрашивает Наталью о Григории, очевидно, чтобы обрести подругу по несчастью и посочувствовать ей. Хозяйка дома же вмешивается в разговор и вносит свое понимание ситуа­ции: Наталья, может, и простила бы измену, да сам Мелехов «об ней не понимает». В этой фразе женщина почувствовала невольный упрек: в чем же она виновата перед Григорием? Она сделала, как ей казалось, все, чтобы он был счастлив, но не смогла уничтожить его чувство к Аксинье.

Душевное состояние героини М.А. Шолохов тонко пере­дает через ее позу и жест: «Она склонила над чулком голову, исподлобья взглянула на баб и, видя, что на нее все смотрят, сознавая, что краски стыда не скрыть от них, намеренно, но неловко, так, что это заметили все, уронила с колен клубок и нагнулась, шаря пальцами по холодному полу».