Любое произведение литературы неразрывно связано с той страной, в которой родился и вырос его автор. Писа­тель творит национальный духовный мир с высоким созна­нием своей ответственности, своего писательского призва­ния и общественного долга. В этом заключается творчес­кая свобода.

Но если мы посмотрим на историю России, то увидим, что творческая свобода нередко оборачивалась для писа­телей преследованиями и даже изгнанием. Особенно когда писатель направлял свои обличительные стрелы против власти и тех, кто олицетворял эту власть. Уже в XI веке власть в лице великих князей ревностно воспринимала критику в свой адрес. И первым писателем, на которого обрушился княжеский гнев, был киево-печерский игумен Феодосий. Затем было смещение митрополита Иллариона — автора «Слова о законе и благодати», ссылка в Тмутара­кань летописца Никона.

Так служение литературе с момента своего зарожде­ния приобретает в России черты жертвенничества и мученичества. И последующие столетия лишь подтверж­дают это: автор «Моления» Даниил был заточен, Максим Грек переводился из одной монастырской тюрьмы в дру­гую, протопопа Аввакума и его друга Епифания сожгли за «великие на царский дом хулы». Эти примеры сами по себе уже как бы предсказывали будущие преследования за гневные обращения к власти Радищева, Пушкина, Ча­адаева, Лермонтова, Рылеева, Льва Толстого, Достоевс­кого и других. Писателей подвергали опале, отправляли в ссылку, заточали в тюрьмы.

Писатели всегда были олицетворением нации, лучшими представителями национальной интеллигенции. Но после октября 1917 года вождь большевиков Ленин сказал: «Ин­теллигенция — это г…но!». И этот вывод на многие годы определил отношение новой власти к писателям и их твор­честву.

Но были в России и другие писатели — те, кто оказал­ся в 1918 году на знаменитом «философском пароходе». Они вынуждены были покинуть родную страну, чтобы уже ни­когда не вернуться обратно. И новая власть пыталась вы­черкнуть их имена из истории страны. А сегодня мы зано­во открываем для себя имена, за которыми трагическая судьба, трагическое творчество и трагическое прошлое нашей родины.

Одним из них является имя Владимира Набокова. Его творческая и жизненная судьба во многом типична для тех русских писателей, которые оказались в эмиграции. Но есть в ней и отличительная особенность: почти никто из писателей русской эмиграции так и не стал французским, немецким или английским писателем. Набоков им стал — известным американским писателем, творчество которого до сих пор остается неразгаданной тайной. И как от траге­дии Софокла «Царь Эдип» существует понятие «Эдипов комплекс», так после романа Набокова «Лолита» в среде американских профессиональных психоаналитиков — «ком­плекс Лолиты».

Набоков пришел в русскую литературу на излете «се­ребряного века» как поэт. Его тогда называли «поэтичес­ким старовером» — за необыкновенную приверженность к классической поэтической традиции.

Несмотря на критику, Набоков и не думал меняться. Он оставался самим собой, хотя родился в один день с Шекс­пиром и ровно через сто лет после Пушкина. И это уди­вительное совпадение он любил подчеркивать на протяже­нии всей жизни.

Его отец был известным юристом и одним из основате­лей партии народной свободы — кадетской. До революции Набоков успел закончить Тенишевское училище, в котором царил дух внесословной демократичности и которое слави­лось высоким уровнем преподавания. А вскоре после рево­люции семья оказалась в Крыму, где отец некоторое вре­мя был министром юстиции. Но весной 1919 года на грузо­вом греческом судне «Надежда» семья Набоковых покида­ет пределы России, чтобы никогда уже не вернуться об­ратно. Осознание потери всего, чем была Родина для На­бокова, пришло в Кембридже, где он учился с 1919 по 1922 год. Именно в это время Набоков, по меткому выра­жению критиков, начинает разрабатывать золотые копи ностальгии, которых ему хватит на всю последующую жизнь.

В 1922 году Набоков поселился в Германии. В 20-е годы Берлин являлся литературной и интеллектуальной столи­цей русской эмиграции. И в том же году произошло в жиз­ни Набокова трагическое событие, которое потрясло пи­сателя настолько, что он впервые поставил под сомнение веру в Бога: на одном из эмигрантских собраний был убит его отец, заслонивший своей грудью П. Милюкова от пули монархиста.

Вместе с тем, берлинский период в жизни Набокова стал самым плодотворным в творческом плане. Здесь были написаны произведения, которым суждено было стать ве­хами русской эмигрантской литературы: «Машенька», «За­щита Лужина», «Приглашение на казнь», «Дар». Одновре­менно в берлинской и парижской прессе печатались его стихи, романы, переводы, рассказы, рецензии.

В 1937 году Набоков переехал в Париж. По признанию самого писателя, роман «Дар» стал завершением его «ро­мана» с русским языком и литературой. В 1940 году он пе­ребрался за океан, а в 1945 году стал гражданином США. С этого времени закончился русский период его творче­ства и начался американский, когда он стал писать на английском языке.

Еще в европейский период жизни за границей агенты НКВД пытались уговорить Набокова вернуться в Россию. Писатель отказался от представившейся возможности. Мне кажется, он понимал или предвидел, какая участь ему уготована.

В 1960 году Набоков снова перебрался в Европу. Он по­селился в Швейцарии, где и умер в Лозанне в 1977 году. Можно почти с уверенностью сказать, что образ Родины, образ России — осознанно или бессознательно — не по­кидал Набокова всю жизнь.