Раскольников доведен до нерв­ного напряжения, граничащего с серьезным заболеванием. И — по контрасту — ему все время хочется защитить тех, кто еще слабее, чем он (хоть и не очень это согласуется с его собственной теорией). Поэтому-то он с такой трепетной нежностью относится к де­тям — и в первую очередь к больным, бедным, страдающим. Была у него когда-то невеста (она умерла). В разговоре с матерью Раскольников вспо­минает о ней с неожиданным для него теплым чувством: «Она больная такая девочка была... Пра­во, не знаю, за что я к ней тогда привязался, кажется, за то, что всегда больная... Будь она еще хромая аль горбатая, я бы, кажется, еще больше ее полюбил...» (Попробуйте понять Раскольникова и не забывайте, что создал его Достоевский.)

В страданиях детей Достоевский видел крайнее выражение несправедливости всего мироустройства. Герои писателя не хотят принимать вечного бла­женства, если оно будет оплачено слезинкой хотя бы одного-единственного ребенка. В знаменитой речи о Пушкине Достоевский спрашивал слушателей: смо­гут ли они возвести «здание судьбы человеческой», иными словами, осчастливить людей, но при усло­вии, что для этого «необходимо и неминуемо надо замучить всего лишь одно человеческое существо... Согласитесь ли вы быть архитектором такого здания на этом условии? Вот вопрос».

Мы уже спрашивали вас: что, собственно, пред­определило ужасное преступление Раскольникова? Много тому причин, но среди них не последнее место занимает проблема, постоянно мучающая ге­роя романа: дети. Маленькие дети Мармеладова, к примеру, или хотя бы та же Сонечка, которая, несмотря на свои восемнадцать лет, «казалась почти еще девочкой, гораздо моложе своих лет, совсем почти ребенком».

Для Достоевского ребенок — символ чистоты, не­запятнанной совести, жажды справедливости. Но что же будет с ними — маленькими, невинными, безгрешными? «А дети-то?» — спрашивает Расколь­ников Соню после смерти Мармеладова. А если что-то плохое случится с Соней? «Ну что будет, если в самом деле тебя завтра в больницу свезут? Та не в уме и чахоточная, умрет скоро, а дети? Разве Полечка не погибнет? Неужели не видела ты здесь детей, по углам, которых матери милостыню высылают просить? Я узнавал, где живут эти ма­тери и в какой обстановке. Там детям нельзя оставаться детьми. Там семилетний развратен и вор. А ведь дети — образ Христов: «...таковых есть Царст­вие Божие». Он велел их чтить и любить, они будущее человечества...»

Вот и объяснение, почему так постоянно и нас­тойчиво размышляет Достоевский (и его герой) о детях, их страданиях и судьбах. Это постоянный для писателя мотив: он отразится и в «Идиоте», и в «Братьях Карамазовых».

Для Достоевского в ребенке заключено все луч­шее, что есть в человеческой природе. Вспомните первый сон Раскольникова. Он видит себя малень­ким мальчиком, не выносящим убийства, открытым для страдания. Иными словами, дана некая «точка отсчета», та нравственная высота, которая является нормальной для ребенка, а следовательно, и для всего человечества.

В литературоведении уже было обращено внима­ние на очень важный в «Преступлении и наказании» мотив лестницы. Даже подсчитали, что Расколь­ников поднимается и спускается с различных лест­ниц чуть ли не 48 раз! Это движение по вертикали: вверх и вниз. Много напряженных сцен в романе происходит именно на лестницах.

Ужасная лестница, узкая, темная, ведет Расколь­никова на четвертый этаж, где живет Алена Ива­новна. И по такой же темной лестнице (и снова на четвертый этаж) поднимается герой романа к Мармеладовым. Но как же отличаются эти сцены! Пос­ле убийства старухи Раскольников так обессилел от мучений, что еле двигался. Во втором же случае он помогает несчастной Катерине Ивановне всем, чем может, он оказывается кому-то нужным. Поэтому теперь Раскольников спускается вниз с совершенно другими чувствами, как будто он сходил с вершин страданий человеческих. «Это ощущение могло похо­дить на ощущение приговоренного к смертной казни, которому вдруг и неожиданно объявили прощение». (Кто-кто, а Достоевский слишком хорошо это знал.) 

Возвращаясь от Мармеладовых, Раскольников на лестнице встречает священника и обменивается с ним безмолвным поклоном (согласитесь, это важный знак), а затем его догоняет дочь Мармеладова — По­ленька. «Он положил ей обе руки на плечи и с каким-то счастьем глянул на нее». Откуда же это неожиданное ощущение счастья?

Надо думать, не совсем уж безразличен автору его герой. Достоевский бросает ему этот «спа­сательный круг» — Поленьку. Девочка целует Расколь­никова и обещает всю свою будущую жизнь мо­литься за него. «Есть жизнь! — восклицает Расколь­ников. — Разве я сейчас не жил?»

«Что же, однако, случилось такого особенного, что так перевернуло его?» — спрашивает Достоев­ский. Встреча с девочкой Полей.

«— А кто вас прислал?

— А меня прислала сестрица Соня, — отвечала девочка, еще веселее улыбаясь.

— Я так и знал, что вас прислала сестрица Соня».

Откуда это мог знать Раскольников? Он не знал, он предчувствовал.