Когда-то Марина Цветаева в пылу поле­мики воскликнула: «Где человек, до конца понявший Пастернака?» И сама же пояс­нила: «Пастернак — это «тайнопись», «шифр». Разве это не предупредительный сигнал для тех, кто отправляется странст­вовать по морю, название которого «Лири­ка Бориса Пастернака»?

Творческий путь поэта сложен и тернист. Его поэзия вызывала разноречивые оцен­ки. Но его глубокое проникновение в тайны человеческой души, природы, Вселенной, а также свежий, взволнованный стих все­гда поражали ценителей поэтического ис­кусства.

Мы знаем, что крупные русские поэты двадцатого века формировались в слож­ных и противоречивых связях с различны­ми литературными течениями. А. Блок на­чинал как символист, В. Маяковский — как футурист, А. Ахматова — как акмеист. Бо­рис Пастернак как поэт пересекался сразу с двумя течениями: с символизмом и футу­ризмом, с Блоком и Маяковским. Влияние литературных направлений освежило язык его поэзии.

Что же позволило Борису Пастернаку вы­делиться среди современников? Развитию таланта способствовало то, что будущий поэт рос в благоприятной атмосфере: его отец — академик живописи, мать — изве­стная пианистка. Он учился за границей, изучал философию, был увлечен историей, литературой, музыкой. Может быть, поэто­му его стих отличается изяществом и му­зыкальностью?

Пастернак призывает вслушаться, всмо­треться в мир, но не вторгаться в него, что­бы не нарушить гармонию природы. Ран­няя лирика — это преклонение перед при­родой:

Февраль.   Достать   чернил  и  плакать!

Писать   о   феврале   навзрыд,

Пока   грохочущая   слякоть

Весною    черною   горит.

Борис Пастернак провозглашает: приро­да — огромный живой организм, в котором есть душа, любовь и язык. Об этом он гово­рит и в стихотворении «Весна» и во многих произведениях сборника «Сестра моя — жизнь».

У капель   —   тяжесть  запонок,

И сад  слепит,   как плес,

Обрызганный,       закапанный

Мильоном   синих   слез

Две революции (1905 и 1917 годов), три войны (первая мировая, гражданская и вторая мировая), годы сталинщины, хру­щевской оттепели — вот что вместилось в рамки одной жизни. Первой русской ре­волюции посвящены поэмы «Девятьсот пя­тый год», «Лейтенант Шмидт».

В его лирике звучит тревога, истребляю­щая человеческие жизни гражданская вой­на болью пронизывает его стихи:

А в наши дни и воздух пахнет кровью.

Открыть окно — что жилы отворить.

Об этом говорит он в 1918 году в стихо­творении «Разрыв».

Мне дороги произведения Бориса Пастер­нака, в которых раскрывается его творческая личность. Это стихи «Тишина», «Ночь». В них звучит желание жить, он внушает нам свою любовь к бытию, хотя все отчетливее и глуб­же осознает, что она от него уходит. Столь же сильна его любовь к творчеству: «Цель твор­чества — самоотдача» («Быть знаменитым некрасиво...»), женщине («Ева», «Женщины в детстве»). Все, чем Пастернак так дорожил всю жизнь, сохранено и передано в его по­следних стихах:

Природа, мир,   тайник вселенной,

Я службу долгую твою,

Объятый дрожью    сокровенной

В слезах от счастья отстою!

(«Когда разгуляется»)

В стихах последних лет явственно слыш­ны драматические ноты. Свое место в жиз­ни он называет «бедственным» («Тени ве­чера волоса тоньше...»). Он просит смяг­чить ему «горечь рокового часа»:

Прощай,   размах  крыла  расправленный,

Полета   вольного упорство...

Особенно подкупают меня стихи, напи­санные поэтом в опале. Горечь обиды, боль души вылились в них.

Я пропал, как зверь в загоне.

Где-то люди, воля, свет,

А за мною шум погони,

Мне наружу ходу нет.

... Что же сделал я за пакость,

Я убийца и злодей?

Я весь мир заставил плакать

Над красой земли моей.

(«Нобелевская премия», 1959)

В последних строках этого стихотворе­ния звучит надежда на пришествие новой эры — милосердия и справедливости. К сожалению, Борис Пастернак мог об этом, как и мы сегодня, только мечтать:

Верю я, придет пора,

Силу подлости и злобы

Одолеет дух добра.

Трудно читать Пастернака, сложен твор­ческий путь поэта, но его вклад в нашу по­эзию неоценим. Его долгое время от нас прятали. Теперь мы знаем почему. Поэто­му, читая его стихи вновь и вновь, мы бу­дем любить его больше и больше.